– Вот, смотри! – указал богатырь на светящийся шар саженей пяти в диаметре, медленно катившийся в сторону людей. По поверхности его бегали непонятные малиновые и сизые разводы, время от времени что-то пробулькивало изнутри наружу.

– На мавку большую похоже, – зевнул Олег. – Они, как вырастут, человеческий облик начисто теряют. Лужами прикидываться любят. Оступишься в такую – и ку-ку. Давайте спать ложиться, право слово!

– А не задавит? Сюда ведь катится!

– Не задавит. Черта округ лагеря заговоренная. Нежити не пройти. Спать ложитесь, солнце всю эту пакость разгонит.

– А разве ты не станешь с ней сражаться, ведун? Ты ведь нежить завсегда истребляешь всячески!

– Я ее истребляю, боярин, когда она людям жить мешает, – вздохнул Олег. – А если всю подряд изводить, и жизни не хватит. А главное – толку никакого. Утопится какая-нибудь дура от несчастной любви, сбросят бродяжки младенца мертворожденного – и снова канитель заварится. Ложись спать, Радул. Утро вечера мудренее.

Однако из путников ни один ведуна не послушал, все продолжали пялиться на странных тварей, голодными глазами глядящих на людей.

«Многовато что-то нежити для простого болота, – отметил ведун. – При здешнем раскладе про эту гать должны леденящие душу истории рассказывать, а про нее только слухи нестрашные бродят».

И он снова завернулся в шкуру.

– Хазары!!

– Штоб вам всем! – вцепившись в рукоять сабли, Середин вскочил, моментально прижался спиной к телеге, готовый рубиться клинком и крушить кистенем. Однако бить было некого: все те же болотницы за чертой, уродец среди топей. Крикса и мавка куда-то пропали, и лишь анчуток на деревьях стало еще больше. – Кто кричал?

– Хазарин! – опасливо прошептали с другой стороны. Олег обошел повозки, растолкал холопов. По ту сторону зольной черты покачивался покрытый лохмотьями костяк: левая рука срублена, в правой – меч; череп темнеет пустыми глазницами, на голове яйцеобразный шлем с двумя коровьими рогами – любимое украшение хазарских воинов. Нежить переступала с ноги на ногу, шевелила нижней челюстью и грозно взмахивала мечом.

– Вот погань проклятая, и сюда забралась! – Боярин Радул выхватил меч. – Мало вас в землю русскую положили, так еще и на куски рубить нужно, чтобы покой честных людей не тревожили?

Костяк, словно услышав эти слова, сделал какой-то жест, возмутивший богатыря еще сильнее:

– Сам ты крыса степная! Тварь дикая, прихвостень византийский. Тебе руку одну отрубили? Смотри, и вторую оттяпаю. И меча брать не стану, голыми руками шею сверну!

Олег посмотрел на небо. Ночь подходила к концу. Еще не светало, но очень скоро убийственные лучи Хорса загонят болотную нежить в темные норы и глубокие омуты.

– Да я таких… – Богатырь загнал меч в ножны, размахнулся и врезал хазарскому костяку в челюсть.

Голова вместе со шлемом отделилась от тела, описала пологую дугу и плеснулась куда-то в осоку. Ребра и позвонки осыпались в кучу. Одновременно над островом прокатился долгий басовитый звук, словно лопнула струна контрабаса: дын-н-н…

– Берегись! – Середин кинулся вперед, перебрасывая саблю из правой руки в левую и выдергивая из кармана кистень. Серебряный многогранник, прошелестев в воздухе, врезался в макушку переступившей запретную черту болотнице, обратным замахом ударил по ребрам вторую, опрокидывая обеих на траву. – Во-оздух!!!

К сожалению, этот зловещий для современников Олега клич не вызвал у холопов никакой реакции, а потому хлынувших с елей анчуток встретил оружием только ведун. На миг всё вокруг стало фосфоресцирующе-белым. Олег взмахнул кистенем, сбив на землю одну из тварей, закрутил саблей «мельницу» и, прикрывшись сверкающим кругом, что то и дело срубал у нападающих конечности и куски тел, побежал к лошадям. Первая атака нежити схлынула, уступив место сумраку. На земле тут и там подпрыгивали и расползались обрубки – анчуток этим не убьешь, все куски скоро на место прирастут. Если бы люди были такими живучими…

Слегка поредевшая стая взметнулась ввысь, развернулась, устремилась в новую атаку. Середин взмахом сабли сбил с гривы чалого одного анчутку, кинул клинок, подхватил щит и, присев на колено, выставил его навстречу болотным тварям. Деревянный диск затрясся от множества ударов. Некоторые «киски» садились на землю и пытались забежать под щит, но ведун быстро припечатывал их кистенем. Серебро не сталь, раны от него у нежити не зарастают.

Волна опять спала – Олег вскочил, сбил с лошадей пару крылатых хищников, развернулся. Сильно поредевшая стая заходила на новый вираж. Но поредела она не из-за потерь: в болоте билась лошадь, плотно облепленная нежитью, да по ту сторону острова, судя по звукам, попала в яму еще одна. От телег доносились крики боли.

– Ну же, солнышко ясное, колядо ласковое, Ярило доброе, Хоре могучий, выходи, нодмогни нам в беде идиотской. Это же надо так влипнуть!

Светящаяся стая обрушилась вниз. Олег вскинул щит – но на этот раз ни одна из тварей на него не спикировала. Зато крики боли от телег стали громче, пока не захлебнулись. Ведун побежал туда, но помочь не успел: анчутки взлетели, рассыпались в разные стороны. Сбитые кистенем болотницы тоже куда-то пропали. Затих плач под темными еловыми ветвями.

– Светает, – с облегчением понял Середин. – Обошлось.

На небе и вправду появилась розовая полоса, свидетельствуя о скором появлении на небе дневного светила. Луна заметно побледнела, звезды исчезали одна за другой.

– Выспались, называется. – Ведун поднял саблю, отер о попону, спрятал в ножны. Наскоро осмотрел лошадей. Всё оказалось не так плохо: следы укусов, конечно, есть, но раны не рваные, мясо на месте. Заживет. Середин обернулся к телегам: – Вставайте, люди добрые, миновало.

Из-за телег выпрямились несколько холопов, обе девушки вылезли снизу, из-под повозок.

– Целы?

– Феодула порвали, – сообщил Базам, трогая ладонью разорванную щеку. – Я видел, как его эти, летучие, в топь поволокли. Он там бился, но утонул. Веревку добросить можно было, но эти… не дали.

– Остальные на месте?

– Ну… – Холоп огляделся. – Садко! Вавила! Вы где? Садко и Вавилы еще нет, ведун.

– Меня не хороните, – послышался сонный голос откуда-то снизу. – Я здесь… – Меж колес зашевелился кусок рогожи, появилось кривоглазое бородатое лицо. – Шо, сбираемся ужо?

– Лошадей ловите, – вздохнул Олег. – Вон, в пене все.

Как выяснилось, из семи хозяйских коней холопы сберегли только трех, да и у тех спины были изодраны до мяса и кровь капала с живота, словно молоко из переполненного вымени. Выругавшись, ведун приказа запрячь в телеги своих – его и Радула – скакунов. На могучего боевого боярского коня навьючили сумы обоих спутников.

Богатырь между тем угрюмо стоял в сторонке. Середин за него особо не беспокоился – кольчугу даже анчуткам не порвать, так что ран киевский воин получить не мог. Однако молчание боевого товарища всё же начало его беспокоить.

– Не бери в голову, – повернул Олег к нему. – Со всяким промашки бывают. Просто запомни на будущее.

– Он меня дразнил… Жесты делал неприличные.

– Для того и дразнил, чтобы ты сорвался. Есть простое правило, Радул, с помощью которого следует бороться с врагами. Никогда не делай того, чего хочет от тебя противник. Коли дразнит не поддавайся. Просит перемирия – бей по голове. Тебя хоть не поцарапали?

– Нет.

– Ну, так поехали.

– Давайте назад повернем, бояре? – подошла Пребрана. – Ну ее, короткую дорогу. Оправдаюсь как-нибудь перед князем.

– Чего уж теперь, – поморщился Середин. – Пошли так пошли. Чего туда-обратно бегать? Опять же, в круге на любой вязи безопасно. Главное – наговор до рассвета нарушить.

Сразу после того, как холопы запрягли лошадей, обоз тронулся дальше. Есть никто из путников не хотел. Забирать с собой, так уж вышло, было некого, тризну править – не над кем. Так получилось, что не унесут жаворонки души умерших, не пройти им Калиновым мостом, не попасть в счастливые земли. Останутся навеки здесь, неупокоенпые. А учуют темной ночью запах живой плоти – вылезут из ледяных омутов крови горячей попить…